А.С.Пушкин: “…Ты трусиха, ты рабыня, ты армянка!”

Я помню день, не очень чудный,
Когда армянская семья
Под моросящий дождик нудный
На ужин позвала меня.

В томлениях грусти безнадежной,
Под чарами армянских глаз,
Я шел на ужин молодежный,
Чтобы опять увидеть Вас.

О, Анаит! Ужель Всевышний
Покорно внял моим мольбам?
И губы цвета алой вишни
Смогу прижать к своим губам!

И вот настал момент волнения.
Мы все сидели за столом,
Где снедь, домашние соленья,
Дружили с водкой и вином.

И тихо музыка играла,
Дудук, зурна, и саз, и тар,
И кяманча мой слух ласкала
Приятней тысячи гитар.

Отец семейства, Тигран Кернян,
Служил министром при дворе.
Был рода знатного из истинных армян,
Бывал на Арарат-горе.

Гостей приветствовал, как равных.
Красивым слогом одарен,
Сказал о предках своих славных
И о героях всех времен.

Он был заметною фигурой
С бокалом красного вина.
Как богатырь из Зангезура.
Под стать ему была жена.

А после яства подавали –
Лаваш и хаш, бозбаш, толма.
Уже все гости есть устали,
Как появилась хашлама.

И айлазан, амич, назук,
Багардж, гата и пахлава.
А под еду звучал дудук.
Ходила кругом голова.

Но я отвлекся. Анаит
Сидела рядом, чуть дыша.
Ведь если ешь, то разум спит,
И не волнуется душа.

И, не доев тарелку плова,
И не допив вина бокал,
Я попросил промолвить слово,
И на ногах дрожавших встал.

– Тигран – отец и мать – Ануш.
Живите в мире, долго, дружно.
Хоть я – поэт, властитель душ,
Но все земное мне не чуждо.

Влюбился я. Во мне любовь кипит.
Я в Вашей дочери души не чаю.
Прошу я в жены Вашу Анаит.
Быть любящим и верным обещаю!

– Сынок! Почту за честь услышать это.
Благословляю вас на брак.
Все блага жизни и богатства света.
Любви не стоят. Да будет так!

От счастья голову теряя,
Как всадник тот без головы,
Я пел, их замок покидая
На гребне волн людской молвы.

Прошло три дня, и в час обеда
На императорском балу,
Я встретил ротмистра Мамеда
Аккоюнлу Дадаш оглу.

– Брат Пушкин, слышал я в Манеже,
Что ты влюбился в Анаит?
Ты стал делиться с нами реже
И за тебя душа болит.

– В чем дело, брат Мамед?
Ужель не пара мне она?
И я жениться дал обет.
Она уж в жены мне дана.

– Эх, Пушкин, Пушкин… Эх, поэт…
Ты что там кушал? Хаш? Долма?
Такой армянский блюда нет.
Возможно, только хашлама.

Ты что там слушал? Саз, тютяк?
И кяманча, зурна и тар?
И что армянам триста век?
И про какой-то Ахтамар?

Про Зангезур развесил уши,
Пра наша озеро Гейчя?
И ваабще, каго ти слюшал?
Тигран-цыгана трепача?

Еда, которую ты ел – вся наша.
И музыку они у нас украли.
И даже каша рисовая – наша.
И именами нашими себя назвали.

Запомни, Сашка, ермяни –
Все воры, трусы и рабы.
Как друга слушайся мяни
И не ломай своей судьбы.

Пройдет какой-то двести лет,
И в типографии в АзагитТресте,
Появятся стихи на свет,
Написанные нами вместе.

Пусть ты не знаешь про Гейчу
И кто такие азери,
Но я сказать тебе хочу.
Свое ты слово забери.

И не женись на Анаит.
Она бомбейская цыганка.
Родится дочь у вас,-и пресса забурлит,
Мол дочь у Пушкина – армянка.

Будь другом, Саня, напиши памфлет.
Его никто не прочитает!
Лишь через двести с лишним лет
О нем общественность узнает.

Пошли кутить, я угощаю!
А после – к дамам в номера.
Я сватовство тебе прощаю.
Забудь. Вся наша жизнь-игра.

Всю ночь кутили мы с Мамедом
Аккоюнлу Дадаш оглы.
Потом с его отцом и дедом.
Потом опять гульба, балы…

Забыл я Анаит Кернян.
Ее отца и всех других армян.
Сгубили творчество пороки.
И лишь мифические строки
Через две сотни с лишним лет
В Азирбиджане выйдут в свет.

“Одурманила весь мир ты ловко, блин.
Своровала балабан, Сары Гялин, долму.
Ты трусиха, ты рабыня, ты воровка, блин.
Своровала аж себя саму.

Обманула бедных зибиржанов,
Заодно и тюрков-азери,
Заодно огузов и албанов,
И шумеров, что ни говори.

Анаит не русская, не ханты, не чеченка.
Ты не тюрк и ты не кореянка.
Ты не красавица и даже не спортсменка.
Ты трусиха, ты рабыня, ты армянка!”